Глава антидопингового агентства США заподозрил неладное. Что-то слишком хорошо играет российская сборная, сказал он. Надо бы их протестировать на предмет использования допинга. Отличная идея, сказали журналисты британской The Telegraph. Давайте-ка потребуем от ФИФА всю инфу по пробам российской сборной. Окститесь, ребята, сказали в ФИФА. Это же врачебная тайна.
Пишут мне из Ясенево: «Хожу с чемоданом агента. Надеюсь, день продержусь». Это наши курьеры начали развозить подарки к Новому году. В этом году мы дарим дипломат иноагента. Внутри кремлеботы и прочие ништяки.
В прошлом году мы дарили вот такие контейнеры с русским допингом. Внутри был МЕДоний, варенья и травяные сборы.
В позапрошлом дарили ватники. Кто угадает, что мы дарили в 13-м?
Лёжа на пляже в Хайянисе, белой жемчужине безудержного Кейп-Кода, невозможно писать об Адлере. Но придётся. Пообещала Юле Бордовских колонку. А Юля Бордовских – это та женщина, глядя на которую ещё в спортивных выпусках НТВ, мой экс говорил, что женится только на ней. Разве можно такую женщину подвести?
Вот только что, пока я сижу и пишу про Бордовских, в тёплые волны Атлантики забежало штук пятьдесят темнокожих подростков, прямо в одежде. Встали в круг и орут госпелы. А ведь могли бы траву курить в подворотне. Никогда вы такого в Адлере не увидите.
Хотя недостатка в темнокожих в Адлере тоже нет.
Первым делом на пляже вы встретите семью белозубых беженцев – Кевора и Анаит. Кевор носит туда-сюда холодное пиво «Котайк», водрузив челночную сумку на чёрные плечи.
Анаит тащит за ним кукурузу и соль. На этом пляже я вижу их каждое лето не первый год.
– Сколько можно надрываться, братья армяне? – говорю я им. – Всех денег не заработаешь!
– Всё, сестричка, последний год, – отвечает Кевор, опуская сумку на камни, чтоб передохнуть. – Вот сын диплом получит
(сатана, заткни уши!), и мы домой поедем.
– Ты думаешь, мы зачем тут целый день ходим, орём «пиво, кукуруз, пиво, кукуруз»? Потому что сын у нас в Москве учится. Тому дай, этому дай, туда-сюда дай – вот целое лето на эти «дай» и работаем. Но мы его в октябре женим (сатана, заткни уши!), и дальше он сам. А мы в Гюмри поедем, домой. Там такой виноград в Гюмри, абрикос такой… – мечтательно говорит Анаит.
– Почём кукуруза? – кричат ей от кромки воды.
– Иду, сестричка, иду, для тебя самый вкусный, самый дешёвый! – спохватывается Анаит.
Из-за волнореза появляется целый выводок темнокожих – мой брат Фауст и его семья. Я уже писала, что, когда жена Фауста была беременна третьим, он собирался назвать сына Лионелем. Жена родила. Но к этому времени до Адлера докатился Интернет. И Фаусту кто-то дал почитать мою колонку. В общем, сына он Лионелем называть не стал.
